О том, как самый узнаваемый химик выбрал профессию благодаря своей памяти, о том, чем еще важен для химии 1869 год и кто придумал Год Периодической Таблицы – в нашем материале.
Один из самых ярких спикеров XXI Менделеевского съезда по химии – это сэр Мартин Поляков, который прославился не только своей шевелюрой, но и своими видеороликами о химических элементах. В феврале 2019 года главный редактор портала Mendeleev.info и научный редактор портала Indicator.Ru Алексей Паевский встретился с сэром Мартином и поговорил с ним о химии и жизни. Мы специально оставили это интервью к Съезду.
Сэр Мартин, рад видеть Вас в Год Периодической таблицы Менделеева…
Вы наверное, не знаете, но Год – это моя идея. Потом я послал e-mail Наталье Тарасовой, в то время она была Президентом ИЮПАК, и она сказала, что это – очень хорошая идея, и она все сделала. Одновременно я предложил эту идею Королевскому химическому обществу – и они тоже загорелись.
Я очень рад тому, что все получилось.
Кстати, 1869 год в истории химии для меня важен не только тем, что в этот год родился Периодический закон. В 1869 году Томас Эндрюс описал критическую точку фазового равновесия, а я как ученый занимаюсь сверхкритическими жидкостями, так что это для меня очень важный год.
Ваша семья – выходцы из России. Ваш дед и ваш отец создали фирму по производству слуховых аппаратов – а потом вдруг их дети идут в науку или в литературу: вы стали не самым последним химиком, а брат – отличным сценаристом. Как так?
У нас очень разнообразная семья. Мать моя была актрисой, английская бабушка была писательницей – она написала несколько пьес. Мой брат, его жена и его дочь – все драматурги.
Моя старшая сестра – врач, а вторая сестра работала в музее. Сейчас они обе на пенсии – а я нет. Кроме того, мой троюродный брат, Оливер Харт, стал лауреатом премии памяти Нобеля по экономике в 2016 году (с формулировкой «За их вклад в развитие теории контрактов» – прим. А.П.)
А что вас привело в химию?
Мой отец и дед были физиками, и он хотел, чтобы я стал ученым. Я тоже хотел стать физиком, но, к сожалению, мне очень трудно давалась математика. Но у меня была замечательная память, поэтому мне было легко стать химиком.
И потом, когда мне было 14-15 лет, я любил старые книги. Я купил много старых химических книг, я их всех прочитал – книги XIX века. И я знал все-все факты из них, потому химия была легкой.
А как вы выбрали между органикой и неорганикой?
Я стал студентом в 1966 году, в Кембридже, и тогда началось изучение механизмов органических реакций. Я учился в Кингс-Колледже, но к сожалению, мой преподаватель органической химии был пожилым человеком, и считал, что механизмы реакций – это неважно. Поэтому я мало знал и не выдержал финальный экзамен по органической химии. У меня есть короткий ролик, который называется Bad Exams, посвящен этому эпизоду. И выбрал неорганику.
А я выбрал органику – по примеру Роберта Вудворда.
Хороший пример… (с британским сарказмом)… и плохой: он все время курил, потому и умер. Но я хорошо знаю Роальда Хоффмана. В жизни я его встречал раза три (последний раз в Москве) – но мы все время переписываемся.
Вы не очень давно стали снимать свои Periodic Videos. А занимались ли вы популяризацией химии до того?
Да, я читал много лекций, придумали оборудование, чтобы показать, что такое критическая точка – и даже ставили на несколько недель до Рождества такую установку в торговом центре с Ноттингемом. Со сверхкритической жидкостью и Дедом Морозом.
У меня была интересная идея, которую мы реализовали: завели на факультете специального человека, который помогает ученому рассказывать и объяснять науку простым людям.
Вы много занимаетесь популяризацией. А хватает ли времени на научную работу?
На самом деле, съемки видео занимают не очень много времени. Вот сегодня мы съездили и сняли два сюжета, а потом я весь день сидел в номере и работал. Кроме этого, я еще и преподаю, принимаю экзамены и так далее.
Я пишу обо всех лауреатах Нобелевской премии. Скажите – в вашей научной области, какие открытия заслуживают Нобелевской премии.
Я не знаю, если честно. Я не понимаю, как выбирают лауреатов. Когда Венкатраман Рамакришнан, президент Королевского общества получил Нобелевскую премию за структуру рибосомы, он спросил Нобелевский комитет – почему только трем, ведь были еще люди, которые внесли не меньший вклад. И получил ответ: всего три места на премию есть каждый год. И это неплохо: ведь если кто-то не получил, он может подумать – «обидно, но просто есть три места, не повезло». А если бы можно было давать любому количеству – представьте себе, как обидно будет не получить премию!
Проблема для меня – это то, что моя область «зеленой химии» – это наука «на границе», поэтому главные открытия в ней будут по химической технологии, а премии за технологию нет.
Я бы поспорил с вами, завещание Нобеля это допускает.
Ну, может быть. С другой стороны, в Британии есть премия Королевы Елизаветы – только за технологию – и там миллион фунтов, это больше (улыбается). Но награда на самом деле – не очень важно. Для планеты важно то, что мы делаем. Экологическая, «зеленая химия» – это важно в любом случае, вне зависимости от премий.
